****

Он касался его губ порывисто и страстно, что время на дыхание не оставалось. И гайр покорился и этому, забывая о своей чести воина, вплетая пальцы в серебристые волосы, и прижимая его к себе ещё крепче.
И пусть на них смотрели тысячи глаз. Хоть весь мир - всё равно. Все они падут и превратятся в пепел, когда не будет в них больше нужды.
Нет, уже пали. Мёртвые. На них смотрели пустые глазницы мертвецов. И, значит, никто не мог встать между ними.
- Как хорошо, что ты забыл об этом чёртовом лейре, дохлую нейру ему в печень - произнёс он тихо, и совсем не для того, чтобы получить ответ.Но Фарук отстранился, и в его сейчас отчего-то синих, как Бесконечное озеро, глазах сверкнул лёд.
- Я же предупреждал тебя.
- Фарук. - выдохнул Али, крепче сжимая повод, и с трудом удерживаясь на ангуре.

Сон. Это был только сон. Дурацкий и безумный, как и все сны. Он просто задремал в седле, в ожидании пока откроются ворота Джахавры.
- Чтоб тебя кури сожрали - сплюнул Али очередное ругательство, адресованное всему миру, и никому - в отдельности, и отёр со лба крупные капли пота.
Сейчас нужно было собраться, сконцентрироваться, выкинуть из головы фразу Фарука, и его ледяной тон. И его обещание отрезать язык Али, если он ещё раз плохо отзовётся о проклятом рабе.
Охотник посмотрел на прямую, словно струна спину Фарука, на его выбеленные сединой волосы, и вздохнул. Не так. Не так. Всё должно было быть не так.
Не для того, бросились они к воде. Не для того защищали его от врагов. И не для того спасли лейра во время казни, чтобы сейчас разбиться о ледяную стену отчуждения, указывающую их место в мире Молодого Вальбона.
Великий Саммах, что я сделал не так? - Али закусил губу, и посмотрел вниз, на мощёную гладкими камнями дорогу, ведущую через резные ворота к главному дворцу Джахавры. И что-то тяжелое и скользкое зашевелилось в горле.
Ведь лейр был прав. Этот проклятый лейр был прав, когда отчитывал их, словно мальчишек. Нужно было забыть гонор, и услышать этого раба. Тогда сейчас не пришлось бы ехать, пристыженно опустив голову. и ожидая, забудет ли Фарук об их проступке, или прогонит прочь, как прогнал предателя Саида.

- А здесь сегодня как-то живенько - флегматично заметил Вирам, кивая на группу вооруженных людей, спрятавшуюся в переулке. - И это уже третья, хотя мы только въехали в город.
- Сунутся - перережем им глотки. - хмуро буркнул Джафар, ожидая поддержки Али. Но тот, вопреки обыкновению, отреагировал вяло и тихо: "Да, чтоб их сожрала нейра..." - а потом снова углубился в свои мысли.
Да, нужно было поступить иначе там у озера. Нужно было бросить поводья Джафару, подойти к Фаруку, обнять его за плечо. Сказать, что впереди у них длинная дорога, и он, Али, поможет и поддержит его во всём. И
тогда во взгляде Фарука сияла бы благодарность, а не ледяной гнев. И сейчас, возможно, их ангуры шли бы рядом. И Фарук искал бы его поддержки, а не распоряжался, как прочими безмозглыми солдатиками..
- ...это да, только я бы не хотел остаться здесь более положенного. - всё так же флегматично заключил Вирам, и вдруг приподнял уголки губ в улыбке, замечая взгляд проезжающего мимо юноши-первогодка в ярких одеждах.

****

Фарук поднял голову вверх, рассматривая тонкие, словно сплетённые из каменного кружева, башни княжеского дворца. Такие измождённо-тонкие и нелепые, в окружении лавок и постоялых дворов, слепленных грубо и прочно. Словно потравленный ядом и выросший между камней хилый бледно-зелёный росток травы.
Сорной травы. - мысленно добавил Фарук.
Да теперь, когда умер Дагман, и ушёл Зейдар, эта привычка ненавидеть Джахавру частично заполняла пустоту в сердце, вырождаясь в новую цель.
Да, он должен стать эмиром. Он должен сжечь эти изящные башни, и сломать смотровую площадку над озером.
И должен вернуть себе дом Дагмана. Чтобы в комнате с белыми мраморными колоннами повесить на стену меч с водной змеёй на рукояти, пока тот снова не найдёт своего хозяина.
- Когда ты вернёшься, воздух будет терпким и влажным от чужой крови. Тебе понравится. Ведь ты же любишь алый, Зейдар эль Айри - Фарук чуть улыбнулся, на мгновение касаясь рукояти клинка лейра, прикреплённого к седлу. И в тот же миг заметил фигуру в тёмных одеждах, слишком знакомую, чтобы не узнать. - Саммах, давно ли Джахавра принимает их так явно?
Вальбон оглянулся назад, чтобы удостовериться, держит ли караван боевой строй, и встретился взглядом с Джафаром.
- Да, мы тоже видели их, Господин.

Отредактировано Фарук Азиз (2012-12-29 12:09:17)

- Да, мы тоже видели их, Господин. - голос Джафара был спокойным, хмурым, как у человека готового к битве. А это значит, что он обратил внимание на разбойников, но ещё не видел Джамиля. Теряешь сноровку, Джафар. Размениваешься на ярость. А, если бы он был моим врагом?
Фарук тихо вздохнул и скользнул взглядом по быстро приближающейся фигурке в тёмных одеждах. Нет, врагом ему этот молодой гайр не был. Напротив, пока это было исключительно выгодное вложение пяти золотых, которых когда-то давно князь мелочно запросил за освобождение преступника. Но в жизни многие вещи слишком быстро становятся песком и прахом.
Четыре дня назад он, Фарук Азиз, выезжал из Гайры в качестве поверенного халифа Дагмана, и его сердце билось свободно и ровно, зная только Закон. А теперь нет Дагмана, а в сердце тонкой иглой засел образ зеленоглазого принца Лейрата.
Что могло изменится у Джамиля? Знает ли он про Дагмана? И... знает ли про Дагмана князь? - пожалуй, последний вопрос был куда важнее. Ибо, если Саиб уже знает, что можно не платить по счетам, ибо новых порошков всё равно не будет, то лучше бы развернуть ангуров уже сейчас.
И Фарук чуть притормозил шаг своего скакуна, позволяя Джамилю подойти достаточно близко, и пытаясь угадать, что тому известно. Но глаза юноши были похожи на недозрелые лимоны в чужом саду. Можно попросить или украсть, да только всё равно во рту останется одна оскомина. Да, много времени, и сахара сверху.
Впрочем, другого пути уже не было, ибо  всё равно нужно было сбросить товар. И не было шанса избавиться от Джамиля, пока вальбоны этого не видят.
Хотя, может, в иное время бы даже мысленно посмеялся тому, как ловко тот подколол Джафара и Али. И тому, как те реагировали на каждую такую фразу.
Или, в ином расположении духа проехал бы мимо, и даже хлестнул кнутом для острастки. Не сильно, и не больно. Так, чтобы бродяга сначала напугался, а потом рассмеялся вслед ещё громче.
Но сейчас было не время ни для того, ни для другого. Не для смеха, и не для шуток. Не для страсти даже, фальшивой и купленной за золото, как и всё здесь. Сейчас было ценно только знание. А потому Фарук чуть наклонился в седле, дослушивая приветственную речь Джамиля.
- Ты не слезешь со своего ангура, чтобы я мог обнять тебя, свет очей моих? В последний раз ты был здесь давно-давно и у меня есть что нашептать тебе в тайном месте...
И чуть улыбнулся в ответ. Останавливать караван он не собирался. А вот прокатить юношу до дворца мог вполне. Всё равно Саиб снимет с юноши голову, когда убедится, что дом Дагмана больше не существует. Чтобы насолить Азизу, и мелко отомстить за отрубленные пальцы. А потом попытается убить и самого Азиза, если сможет.
Так есть ли смысл что-то отрицать?
Тем более, раз Джамиль подошёл так открыто, то подобное внимание ему должно только польстить.
- Нет. Но ты можешь сесть ко мне. - ответа Фарук не дожидаться, просто наклонился в седле ещё сильнее, и, обхватив юношу за талию, одним движением посадил его впереди себя. Где-то за спиной прошипел ругательство Али. Но даже он осознавал, что на этот поступок у сына Азиза была иная причина, кроме страсти к смазливому бродяге, а потому этим и ограничился.
- Мне нужно продать товар князю. А позже я приду. - Фарук сказал это почти шепотом, прижимаясь щекой к щеке Джамиля. Вот только сейчас страсти в этом шёпоте не было. Просто уведомление. Он мог бы добавить, что права отказать у бродяги нет. Во всяком случае, отказать слишком грубо, слишком явно и без последствий.
И в жесте руки, обнимающей юношу за талию была не нежность, а власть. Власть того, кто может приказать тебя казнить следующим же утром.
Впрочем, Фарук прекрасно понимал, что уж кого пугать виселицей - так не этого юного нищего. Засмеётся, сверкнёт своими кислыми лимонными глазами, и поминай как звали, вместе с кошельком. И так же тихо добавил ему на ухо
- Что тебе подарить, Принц Джахаврского Сброда?
И чуть улыбнулся, мягко скользнув ладонью с талии к бедру юноши.
- Думай быстрее, дворец близко... – Вальбон выдержал небольшую паузу, давая бродяге придумать ответ, но не высказать его, а потом снова заговорил тихо, почти касаясь губами его щеки - ...Или те ребята с хмурыми мордами шляются толпами по Джахавре по мою душу?

Отредактировано Фарук Азиз (2012-12-31 11:24:02)

Фарук чуть улыбнулся, слушая вкрадчивую речь Джамиля, красивую и вместе с тем очень ёмкую. Даже сейчас невольно восхищаясь умением бродяги подать товар лицом, и набить цену за следующую встречу. Пожалуй, продавай юноша дорогие платки на рынке - уже успел бы озолотиться. Вот только, к счастью, "Джамиль" и "обычная работа" были понятия несовместимые. А потому Фарук наслаждался тёплыми выверенными прикосновениями юноши, и теми штрихами ясности, что привносил тот сейчас в окружающее пространство. Ведь любое истинное знание лучше тьмы.
Даже такое.
Его ждут. Будут ждать. Вежливо пропустят к князю, а потом радостно попытаются прирезать в переулке. Очень в духе князя, в общем-то. Но, по крайней мере, Саиб бросил дурную привычку выяснять подобные отношения у себя во дворце, выучив, что грубить человеку, кинжалы которого убивают с первой царапины - себе дороже.
Так что он может смело поменять все порошки на динары, и пытаться уйти из города.
А вот уходить будет трудно и неприятно.
Конечно, и в этом не было ничего нового. Оставался лишь вопрос по степени этого "неприятно". Если Джамиль сам собирался сбежать, то, видимо, земля под ним раскалилась достаточно сильно. Но, тем не менее, ещё не горела, раз было время поговорить в шалмане. Да и не только поговорить.
Фарук задумчиво скользнул взглядом золотым волосам юноши, боковым зрением замечая тех, о ком беспокоился Джафар, и о ком говорил бродяга.
Значит, не все они будут ждать его, Фарука Азиза. Есть рыба более крупная. Арест. Чей именно арест? Обвинили ли шейха Алишера, или тот ловко снял с себя обвинения, и пустил чашу вины по кругу? Или же арест не связан со смертью халифа вовсе?
Всё-таки по словам Джамиля не было абсолютно понятно, знает ли тот про смерть Дагмана. Предположительно, знает. Предположительно, князь знает это тоже. Но ведь пока это только слухи... вот когда приедет Джугар - будет другое дело. Он, как лицо должностное, привнесёт в серые тени кровь истины, и тогда пора будет исчезать срочным порядком. А пока... да, Джамиль прав, суетиться не стоит. Пока нет подкреплённой информации, можно сходить в шалман, расплатиться с людьми, и уехать ровно так, чтобы князь не заподозрил лишнего. В конце концов, Дагман занимается странными вещами. Так может ли кто поклястся, что слух о его смерти - не ложь? Или что он не нарушил Слово Воли, изобретя порошок бессмертия? Ведь и то "лекарство", убирающее боль и страх и придающее нечеловеческую ярость в бою, что очередной поставкой так жаждал снова получить князь, для остальных тоже не более чем миф.
«Духи». Фарук всегда говорил, что в потайном кармане одежд носит флакончик духов. Иди несколько. Вот только, что это за духи, знали лишь Дагман, Фарук и Саиб. И  догадывался Джамиль, на свою беду слишком любопытный, но на своё счастье, слишком ловкий и удачливый.
- А теперь путь твой во дворец, а мой туда, где люди попроще, да посговорчивее. До вечера, сладость уст моих. И да, этих двоих оставь в компании Мару. Пусть оттянутся, а то не дай Саммах окаменеет всё в штанах-то…
Фарук чуть усмехнулся, принимая прощальный поцелуй бродяги. Всё-таки было у Джамиля две головы, и две шеи, раз он так громко и явно дразнил вальбонов. Это хорошо, пока они идут в узде, повторяя «Сила и Пламя». Но слишком уж явно выбился из этой цепочки случай с Саидом. А, значит, слишком опасно было рассчитывать безоговорочно и на власть Азиза, и на их собственную осмотрительность.
Особенно сейчас. – с горечью подумал Фарук, сжимая чуть крепче повод ангура, и провожая взглядом Джамиля. То, как словно по волшебству исчезла в толпе его худая фигура, и потухло золотое пламя длинных волос.
И ещё подумал, что слишком дорого терять такого осведомителя, просто пуская на самотёк его судьбу.
***

Солнце уже коснулось горизонта, когда Фарук вышел из дворца. Саиб слышал что-то, и Вальбон был в этом уверен. Уж слишком мягкими и обходительными казались манеры князя. Со слишком большим радушием предложил он гостю самого красивого раба, чтобы помогать в принятии ванны. Слишком усердно пытался подлить вино.
Как будто Фарук был просто обязан растаять, и рассказать Саибу чистосердечно свои прегрешения за последние десять лет. Вот только слышал ли он о Дагмане? Или о гибели каравана Мустафы?
И Фарук, разумеется, рассказал. Склонившись ближе к уху князя и шепнув, что везёт в своём караване пару лишних тюков. И что это, конечно, мародёрство, брать у мёртвых разбойников свежеукраденное ими добро. Но мёртвым всё равно не нужны ни шелка, ни бриллианты. А потому, во славу Саммаха, ему, князю, как постоянному покупателю «духов», отдаёт всё за семьдесят пять процентов от приблизительной стоимости.
Саиб, правда, хотя и порадовался сделке, но торговался долго. Пригласил оценщика, и долго рылся в тюках, разбирая ткани и украшения своими не до конца отросшими пальцами – лучшим знаком их с Вальбоном «дружбы» – и капризно требовал скидку до 50…
А потом снова подливал вино, и спрашивал о здоровье Дагмана. И о новых «духах» и «лекарствах»…
И вроде бы всё шло, как всегда. Но сейчас, выходя из дворца, Фарук чувствовал беспокойство, слишком уж приторным и червоточно-мерзким было внимание князя. И пожалел, что нельзя было срубить голову Саиба прямо сейчас, закрыв все ведомости взаимных проплат.
И не грели душу ни дополнительные динары за чужие тюки, ни завышенная цена за «лекарство». В конце концов, так щедро платит только тот, кто следом посылает вора. И, если бы Саиб не торговался вовсе, Фарук бы мог сразу на выходе из дворца доставать меч.
А теперь у него есть немного времени. До выезда из Джахавры, в среднем.
И есть возможность пошутить над Саибом, расформировав караван до срока, и заплатив каждому причитающееся  жалование.
Пожалуй, в этом есть смысл. Всё лучше, чем потерять казну целиком.

Фарук медленно вдохнул пахнущий надвигающейся прохладой воздух, и вскочил на ангура. Нужно было закончить дела, расспросить подробнее дикаря о смерти Дагмана, поговорить с Джамилем. А потом уже решить, как и каким составом покидать Джахавру.
- Мерзкий город. – буркнул Али, забираясь на ангура, и последним критическим взглядом оценивая, достаточно ли хорошо закреплены мешки с деньгами, и на нужном ли расстоянии едут воины. – Даже золото их пахнет. Всё золото.
Фарук не спорил. Всё золото Джахавры пахнет. Но иногда у него глаза цвета хризолита, и знание, которое, возможно, спасёт шкуру им всем.
А Али не продолжал.
Ни сейчас, ни часом позже. Как будто слова, сказанные Фаруком у озера, заставили Али тщательно фильтровать свою речь. А без отборной ругани в адрес каждого, воину было сказать либо нечего, либо не интересно.
И он следовал за Господином молча, словно тень. Стараясь не задерживать взгляд на Фаруке слишком долго, и находя новые и новые абсолютно важные занятия. Проверить, посмотреть, проконтролировать.
И это было странно и неприятно, как излишнее внимание князя. Но сейчас Фарук не хотел выяснять причин. Слишком много было неясностей и нестыковок во всей картине, чтобы успевать отслеживать ещё и каждую деталь.

****
Али молча ехал вслед за Фаруком. Было ли это правильно? Всё происходящее? Стоило ли сейчас ехать в эту чёртову забегаловку, куда уважающий себя воин Дагмана и зайти побрезгует? И стоило ли одевать поверх одежд широкие плащи, чтобы скрыть свою принадлежность, надевать платки, и пересаживаться со своих породистых ангуров на взятых в аренду кляч? И, уж тем более, стоило ли тащить за собой шазза, груженого мешком с вяленым мясом и бурдюком под воду?
Неужели он собирается взять с собой этого мерзкого ублюдка? -  догадка резала сердце острым кинжалом. Одно – получать информацию, приезжая в чужой город. Другое – тащить бродягу за собой следом. – Зачем он Фаруку в Гайре? Неужели ему так хорошо в постели с этим висельником? – от этой мысли Али досадливо закусил губу, и не сразу услышал, как Джафар говорит о том, что вроде бы пока больше разбойников не видел.
Вот только было ли это добрым или дурным знаком? Отсутствие встречных?
Фарук молчал, обдумывал услышанное о смерти Дагмана, или просто не засорял воздух предположениями, которые не обдумал достаточно хорошо. И ни разу не оглянулся.
Как всегда. Но сейчас это почему-то задевало Али. Как будто Господин ценит их, своих воинов, куда ниже, чем смазливого бродяжку или заносчивого лейра. Они оба заносчивые, чтоб они сдохли – со злобой подумал Али, и вдруг вспомнил, что Фарук больше не вспоминал о лейре ни разу. Ни о лейре, ни о смерти Дагмана. Словно не испытывал никаких чувств ни к тому, ни к другому.
Просто узнавал обстоятельства, отдавал приказы, распоряжался деньгами. Словно не было никакого горя, и никаких потрясений. Или считает, что это не нашего ума дело. – от этой мысли Али стало обидно и тошно, и он снова вспомнил свой упущенный шанс там, на берегу. И, вдруг сам неожиданно для себя крикнул в спину Фаруку:
- А как же Зейдар? Ты забыл о нём, Господин?
И тут же пожалел о своей фразе, увидев, как холодная тень блеснула в глазах Фарука, когда он на мгновение оглянулся, слезая с ангура и перебрасывая воину поводья.
- Прибыли.
Али закусил губу, и с ненавистью окинул неказистого вида постройку, и однорукого бродяжку, ожидавшего уже Фарука у входа.
- Дрянное место..
- Ага. И он сказал, что мы можем взять себе тали на пару часов. – не в тему подтвердил Джафар, расплываясь в улыбке.

Фарук был здесь не в первый раз, но его всё равно внутренне передёрнуло, как только он переступил порог. Фальшь. Здесь всюду была фальшь, наскоро прикрытая картонными декорациями. Однорукий изображал любезного провожатого, вынужденно подчиняясь новым реалиям своей жизни и необходимости отрабатывать каждый кусок хлеба. С усердием, но без таланта. Как без таланта раньше он был вором, судя по понесённому наказанию.
Бывший разбойник, который предпочитал молчать о своём визитёре, лишь бы не иметь неприятностей, ни с теми, с кем раньше делил оружие, ни с князем, ни с самим Фаруком, приказывающим своим воинам убивать во имя Закона…
И Джамиль, что сплёл эту маленькую паутинку, защищаясь от голода и страха. Пытаясь  выжить назло всем и всему.
Впрочем… разве не добровольно он, Фарук, подписался на этот фарс, приходя к бродяге, и скрывая знак своего дома под дешёвым плащом, дабы не смущать умы посетителей? И разве не он сам сохранил Джамилю его странную жизнь, вместо того, чтобы свернуть шею воришке за украденные перед казнью «духи»?
Так был ли смысл чувствовать отвращение к окружающей фальши и нищете до того, как по воле Саммаха, он прикажет сжечь Джахавру? Пожалуй, нет. Не сейчас.
Фарук скользнул взглядом по силуэту однорукого провожатого, и по охраннику, закрывающему следом тяжёлую дверь. Прислушался. Звуки терялись где-то за кованым деревом и металлом в тихом шорохе вентиляционных сквозняков. Перемежая сырость, запах подгнивших фруктов и дешёвого вина с холодом уличного ветра.
Джамиль был тысячу раз прав, выбрав себе именно такую комнату для секретов. Вот только, была ли в его покоях вторая дверь, на случай, если сюда пожалуют гости, отличные от тех, что мог выпроводить охранник на входе?
Ибо даже от Али и Джафара будет мало проку, если Саиб всерьёз захочет смерти своему давнему "другу". И место подходящее и время. Вот только лишком труслив князь, чтобы воспользоваться с умом своим шансом.
Фарук чуть приподнял вверх уголок губ, и толкнул дверь, ведущую в комнату Джамиля. И та беззвучно и безропотно подалась вперёд.
- Ты пришёл, свет очей моих... – юноша чуть повернул голову, и улыбнулся. И на мгновение Фарук замер, рассматривая, как в пламени факелов сверкают золотом локоны юноши, как красиво ложатся отсверки на его светлую кожу, и как мягко и тепло сияют хризолитовые вечно насмешливые в иное время глаза. Пожалуй, даже не смотря на худобу, красотой с этим бродяжкой могли тягаться только лейры. А уж свободой и заносчивостью – никто.
- Расскажи мне, чего ты хочешь? Сразу к делу или я могу обнять тебя?
Фарук чуть улыбнулся, оставляя сумку у порога, и сбрасывая с плеч ненавистный мещанский плащ. Так что свет факелов, жадно и радостно побежал по золотому канту чёрных одежд, и по сверкнувшему на груди медальону, касаясь белых рассыпанных по плечам волос теперь с тайным страхом и подобострастием, как прирученный гарпии касается ладони Хозяина.
- Мои дела по большей части касаются мёртвых, а не живых. А потому я хотел бы сначала выпить, прежде чем всерьёз говорить о делах. – Фарук поймал на мгновение взгляд хризолитовых глаз, и почувствовал, как, вопреки словам, расходится по телу привычный жар, словно кто-то сливает в вены тёплое золотое пламя, рождая желание, почти неуместное и иррациональное. Так что хотелось за два шага пересечь комнату, касаясь губами тонкой и нежной шеи юноши, дрожащими пальцами стянуть с него холщовую рубашку, проходя дорожкой поцелуев от ключиц до груди.
И Фарук чуть тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, и отвернулся, выкладывая на стол ядовитые кинжалы, как и просил Джамиль. Подбирая правильные слова и интонации, чтобы в голосе не прозвучало слишком много ненужных эмоций – Мне заплатили, и даже больше, чем я рассчитывал. Но Халиф Дагман умер. Так что некому теперь делать «духи» для князя. И как только князь это поймёт, все деньги могут очень быстро превратиться в глиняные черепки. Так что я думаю побыстрее уехать из города, да и тебе советую не задерживаться… - Фарук повернулся к Джамилю, пытаясь понять его реакцию. И то, знал ли бродяга всё сказанное раньше, а потом добавил всё тем же выверенным ровным тоном – Ты просил вяленое мясо. Я привёз тебе его, бурдюк с водой и шазза. С первым рассветом один из моих воинов поведёт караван в сторону Гайры. Я могу предупредить его, что ты присоединишься.

Значит, так это представили перед лицом Совета. "Убитый кинжалом Алишера Кара Доган Аль Баха". Вот только по описанию дикаря, умер Дагман не от кинжала. Не было у Алишера отравленных кинжалов, убивающих с одного удара. А вот у самого Дагмана были... Фарук на мгновение вспомнил свой сон. И вспомнил то, что говорил раб. Да, Дагман улыбался, и ему вскрыли брюшину. Значит, прежде чем убить, ему вкололи его же препарат. Вот только некому теперь будет распознать, какой именно.
Даже он, Поверенный халифа, не сможет, слишком мало знаний в его голове, и слишком много времени прошло, чтобы можно было даже пытаться. Да и... нужно ли?
Есть ли смысл теперь признаваться перед Советом, какого рода "духи" делал Дагман? Ведь сочтут виновным и его, Фарука Азиза, за то, что непосредственным образом участвовал в преступлении, закупая сырьё и сбывая товар. И, не приведи Саммах, решат распродать имущество Дома, как нажитое незаконным способом.
Так не лучше ли согласиться с общепринятой версией, если убийца так вежливо оставил метку того, кого вся Гайра считала чудовищем? Может, в этом даже есть особая форма справедливости?
Фарук облизнул пересохшие губы, забывая, что держит в руке стакан с вином. И внимательно посмотрел на Джамиля. В его светло-зелёные глаза, такие внимательные, словно ловящие решение, по малейшему движению чужих мыслей.
А что ты хочешь знать, Джамиль? Буду ли я искать убийцу отца? Да, буду. А вот кого обвинит Совет, мне в общем-то всё равно. Пока убийца не я, разумеется. Ты ждёшь Справедливости?
А её нет.
Есть только жестокость и жажда власти.
Фарук чуть нахмурился, и отвёл взгляд. Лгал ли он сейчас самому себе? Действительно ли было всё равно? А, если так, то почему он так внимательно слушал бродяжку, впитывая каждое слово, и пытаясь составить цепочку событий?
Значит, кто-то очень хотел смерти шейху. Допустим. Но тогда как его кинжал оказался в теле Дагмана? Да, Алишер не глуп. Будь он убийцей, то не оставил бы он свой кинжал в теле. Зачем? Если он знал про лабораторию и "духи", то лучшим вариантом было сидеть в Совете и кричать с трибуны о том, что Дагман занимался нечестивым делом, и его покарали Сущие.
Но кто тогда знал секрет лаборатории, чтобы войти туда? Кто преодолел все посты охраны?
Ведь Сущим нет нужды подменять своё правосудие местью смертных.
И зачем шейх Алишер сбежал?
Уж кому, как ни ему, найти тысячи вариантов доказательства собственной невиновности? А он исчез. Зачем? Какой смысл бежать невиновному? Какой смысл вообще бежать, вешая тем самым преступление на себя?
- Он рассказывал, что у стража, который был погребён в этом песке, было лицо вальбона. Искажённое яростью. А в его глазах навсегда застыло выражение ненависти, такое, от которого белки его глаза стали красными от крови...
А вот эта подробность была явно лишней. Фарук на мгновение сжал пальцами стакан так сильно, что казалось, ещё немного и треснут стенки, разливая вокруг алую жидкость.
Кто бы ни хотел убить шейха, но пользовался он порошками Дагмана. А какими звеньями шла эта цепочка? Кто мог обвинить умершего халифа в изготовлении ядов? Саиб. Вероятно, шейх Алишер. Джамиль.
Всего три трупа, и имя Дагмана останется чистым. Во всяком случае, никто не поверит в то, что через третьи руки клевещет какой-то там разбойник. Впрочем, словам бродяги тоже не поверят, и потому нет смысла в том, чтобы свернуть ему шею сейчас, пока он так доверчив и предан.
Нет, не правильно. Я думаю только о последствиях. Не о причинах.
Кто-то хотел убить шейха Алишера. Кто-то взял его кинжал, и, узнав коды замков, убил Дагмана и оставил метку. Потом накачал отряд стражей "каплями ярости", что вдвойне незаконно ибо уж кому, но не страже Гайрата пользоваться такой дрянью. И натравил его на отряд шейха в пустыне. Самого шейха там очевидно не было. Ибо не так уж не полный же он кретин, чтобы не только сбежать, но и сбежать действительно туда, куда указывают все оставленные знаки.
Значит, шейх где-то в Гайре.
Но что это за буря? Просто совпадение? И... кто мог продать стражам препарат Дагмана? Саиб?! Вряд ли князь настолько невменяем, чтобы продавать подобные зелья лицам, облечённым законной властью. Но кто тогда? Сам Дагман? Нет. Он не занимался продажами.
И как узнали секрет замка? Был ли у Дагмана ещё кто-то, кому он доверил свой секрет? Ведь, пожалуй, получается, что был.
- Саиб пока не знает о гибели патруля. Но он знает о том, что ты привёз ему пузырёк Дагмана и что ты не Дагман. Ты не станешь делать то, что делал халиф, хотя бы потому, что он не учил тебя создавать "духи". Более того, ты, мой покровитель, нынче в очень шатком положении. Не приемник, ни сын...
Фарук глухо выдохнул и залпом осушил половину стакана, не разбирая вкуса напитка. Да, не преемник. Но вот какого дьявола каждый считает своим долгом об этом напомнить? Хорошо, что ещё хватает чувства самосохранения не употреблять слово "слуга".
Впрочем... можно ли обижаться на правду? Не преемник, не сын. Слуга, который получает жалованье. И которого сейчас в общем-то ничего с домом Дагмана уже не связывает. Так что можно забирать остатки своих верных воинов, и искать счастья на ином поприще. Вот только...
Вот только до омерзения просто бросить всё, и вернуться на Бесконечное Озеро. Отказаться от своих притязаний на пост эмира, и на право владеть Домом Дагмана. Гораздо проще, чем подставлять свою шею под петлю, пытаясь распутать чужой клубок тайн.
Ты ошибаешься, Джамиль. Дагман учил меня делать "духи". Я ведь должен был стать его преемником. Но я плохой ученик. Я помню только, как изготавливать яд для моих кинжалов, и тот порошок, что мы добавляем в факелы. Вот только об этом не следует знать даже тебе.
Фарук отставил стакан на стол, и потёр висок. Всё происходящее было слишком тяжело и криво для него одного. Смерть Дагмана. Какие-то подковёрные игры среди Девяти. Возможная огласка изготовления ядов. Собственное шаткое положение. Лейр, сверкнувший страстью в сердце, и исчезнувший, словно упавшая с неба звезда. Предательство Саида. И невозможность поделиться хоть с кем-то всем этим. Ибо тот, кто узнает слишком много правды, станет слишком опасным другом.
Вальбон медленно вдохнул, пытаясь сохранить на лице своё обычное выражение абсолютного ледяного спокойствия. Не сойти малодушно на крик, посылая к дьяволу всё то, что принесла с собой смерть Дагмана. Не напиться до бессознательности. Не забыться в объятиях бродяжки на пару дней, тратя время весело и бездумно.
Саммах, как же мне нужен совет Халифа.
Фарук скользнул взглядом по лицу Джамиля, но тот уже говорил о себе любимом. И о своём нищеброде. Как будто он избран Сущими, дабы оградить всех этих сирых и убогих от тягот мира, и привести в Землю Обетованную, если таковая есть. И эта уверенная страсть в голосе бродяжки, его безукоризненная вера в свою нужность, вызывала подобие уважения и забавляла, одновременно, так что Фарук только усилием воли сдержал улыбку.
Да, золотоволосый принц нищеброда, разве ты можешь оставить своих верноподданных? Вот только никто и нигде не любит воров и нищих. Было бы лучше, если бы ты их научил работать. И, желательно, не по твоей специальности.
- Шазза оставь и воду тоже, а вот путь, что ты предлагаешь, забудь. Если хочешь, встретимся потом в Гайрате, но мы пойдём другой дорогой, свет очей моих. Хотя... 
Это "хотя" несколько озадачило, и Фарук чуть сдвинул брови на переносице. Он предлагал присоединиться только Джамилю. Толпы нищих рядом с вальбонами были уже откровенным перебором. Но золотоволосый юноша улыбнулся, и перешёл совсем на другую тему. Как будто она занимала его сейчас куда больше смерти, Дагмана, необходимости бежать.
- В тебе что-то поменялось, мой драгоценный, но вот что... И нет-нет, смерть в твоём доме тут ни причём. Здесь что-то другое... - тёплая рука Джамиля коснулась его ладони, и Фарук почувствовал, как вслед за пальцами бродяжки проходит тёплая волна до запястья, и дальше, по телу, слишком хорошо помнившему это прикосновение, и отвечавшему с покорной готовностью.
- Ты по-прежнему мой любовник, Фарук Азиз?
Вопрос поставил в тупик. Что сейчас имел ввиду бродяжка? Даже если он знает о Зейдаре, и то, что он отпустил лейра в Джахавре, то в общем-то это всё равно не его дело.
Какая к Сущим тебе-то разница? Разве тебе не достаточно, что я пришёл? Или ты хочешь денег за услуги сверх обычного? Не хватает на транспортировку всех нищих?
Во взгляде Фарука на мгновение мелькнула злость, гася промелькнувшее вожделение холодной подозрительностью. Да, тащить нищих тяжело. Не проще ли договориться с Саибом так?
Вальбон прислушался. Где-то в вытяжных отверстиях выл ветер, гася все звуки. Пожалуй, он бы не услышал, даже если бы вверху перерезали всех посетителей шалмана.
Но Джамиль улыбался, прислонившись поясницей к столу, чуть откинув голову, чтобы золотая волна волос упала назад, обнажая сексуальный изгиб шеи. И ни в голосе его, ни в глазах не было ничего сверх обычного.
Но ведь ты можешь сыграть и не это, принц. Было просто, вот так, сделать шаг вперёд, приобнять Джамиля, одновременно фиксируя рукой его запястья чтобы он не успел дернуть за свои железки. А потом один удар кинжалом, что лежал на столе в опасной близости. Вот только был ли бродяжка виновен? Или это была просто чрезмерная подозрительность его, Фарука Азиза?
Но ведь ты знаешь, что Саиб потом всё равно тебя убьёт. Князь всегда так делает. А я, обычно, нет. Так есть ли тебе смысл предавать?
- Или есть что-то ещё, чего я не знаю?
Фарук с досадой потёр лоб, потом сделал шаг вперёд, подходя к Джамилю, и понижая голос почти до шёпота.
- А что ты хочешь узнать? Один из моих воинов чуть не проткнул меня мечом. Несостоявшиеся убийцы Алишера были накачаны нашими порошками. Как могли убить Дагмана, я вообще не представляю. Потому что только я знаю систему безопасности достаточно хорошо. И… - Фарук задумчиво коснулся золотых волос Джамиля, накручивая на палец одну из прядей. Паззл внезапно сошёлся, но сошёлся заведомой ложью, и это заставило усмехнуться, нехорошо и немного нервно – Я безумно устал, Джамиль. Я не понимаю, что я должен сделать. Убирать ли концы, что могут привести Совет к нашему ремеслу. Либо, напротив, ловить князя за особо выдающиеся части и пытать, пока он не скажет, кому продавал наш товар, чтобы найти настоящего убийцу… И самое скверное, что это я должен был стоять за всем этим. Это я должен был продать секрет, я должен был отдать порошки стражам… Только тогда ситуация становятся нормальной и понятной. Но я не преемник, и мне пока не было резона предавать Дагмана. Не сейчас…
Фарук коснулся губами плеча Джамиля. Механическим жестом, лишенным привычной страсти. Ибо её не осталось. Словно воспоминания о делах и Зейдаре, смешанное с неясностью будущего, вытравило её на корню, заставляя тело напрячься, словно перед битвой.
- Но, в любом случае, я вернусь в Гайру. Я не могу бросить своих людей, как ты не хочешь бросать своих. Хотя, здесь дело не в альтруизме. Скорее, в привычке управлять, и в привычке носить чёрные с золотом одежды…
Фарук отстранился, и достал из складок пояса кулон из негранёного хризолита на тонком кожаном шнурке. Аккуратно беря руку Джамиля, и вкладывая подарок ему в ладонь.
- Это тебе. Я подумал, что хочу оставить о себе какую-то память. Мне сказали, что эта вещица ничего не стоит, так что ты можешь её принять… А теперь мне, наверное, лучше уйти. Из меня сегодня скверный любовник. – Фарук отвёл взгляд, потянулся к недопитому стакану с вином, и осушил его залпом, как будто это могло заставить забыть навязчивый рой мыслей.

Шутливое прикосновение юного тела заставило вздрогнуть и чуть податься вперёд, в попытке сохранить это единение хотя бы ещё на несколько мгновений. По привычке, автоматически, рефлекторно. На остатках воспоминаний о том жаре, что ещё несколько недель назад  зажигался в крови от одного ощущения миражной близости, от малейшего отблеска золотых волос. 
Вот только теперь всё стало пеплом. И его плотская страсть к бродяжке тоже. Были ли виной только дурные вести? Или это воспоминание об алых струйках крови, лившихся по  спине лейра, заставляло опускать взгляд? О прикосновениях того, другого, кому говорил о любви перед всем караваном и ради кого забыл о Дагмане и долге?
«Я буду скучать без тебя, мой гайр». – Фарук чуть тряхнул головой, прогоняя навязчивое воспоминание, чтобы его не успел поймать цепкий хризолитовый взгляд Джамиля. По похоже было уже слишком поздно. И бродяжка беззаботно смеялся, играя украденной мыслью, словно чужим кошельком.
- Я же не собираюсь становиться твоим тали и не тащу тебя к Храму приносить клятвы. Утро будет утром, а пока ночь над Гайрой и ты волен оставаться тут до самого рассвета… Как пожелаешь, так и будет, ибо кто платит, тот и прав…
Фарук с досадой посмотрел на гибкий стан Джамиля, на его худые пальцы, гладящие  кулон. На то, как с лёгкой издёвкой, демонстрирует юноша своё тело. Да, и вправду смешно. Гайр, который принёс плату за услуги особого сорта, а теперь сомневается в том, нужно ли ему их получить.
- Так что решишь, мой повелитель? Мне уйти или всё же хочешь, чтобы я остался?
И всё-таки практичность Джамиля слегка отрезвила. Пожалуй, и вправду, за услуги он, Фарук Азиз, уже заплатил. А, значит, воины в ближайшую пару часов его не ждут. Совсем. И вытаскивать их из чужих постелей, как минимум, неправильно.
Но и отпускать Джамиля было нельзя.
Иначе, в лучшем случае, Али решит, что бродяга убил их Господина. А в худшем, что Господин в качестве харза уже несостоятелен, а потому в ублажениях и не нуждается.  Или что Фарук стал безвольной тряпкой в руках лейра, обещая тому любовь и верность до гроба вне зависимости от окончания истории. Нет, это уж слишком.
Вальбон нервно покачал головой, прислонив ладонь к шее, и пытаясь размять затёкшие мышцы.  Потом вспомнил о Джамиле, и чуть приподнял уголки губ в улыбке, ловя его хризолитовый взгляд. - Да, кто платит, тот и прав. Так и есть. И ты поднимешься наверх только вместе со мной.
Потом развязал пояс, бросая его, и тяжёлый кошелёк, что хранился за ним, на стол. Снял гумбаз, расшитый золотом, металлические наручи и чёрную нательную рубашку, обнажая шрамы, оставшиеся от зубов нейры, и швы от недавшей встречи с разбойниками. Потом спокойным движением Господина сел на стул, и тихо скомандовал Джамилю.
- Разомни мне плечи. – и, уже чувствуя прикосновения тёплых ладоней бродяжки, продолжил свою мысль о Гайре – Значит, ты со мной не поедешь? Твоё дело. Доберёшься - найди шалман «Алмазный кубок». Я там пью раза два в неделю, и разговариваю с теми, у кого есть, что мне сказать. Заведение среднее, халифы туда не ходят, но и нищих не жалуют. Так что стучись с чёрного хода и спрашивай меня. Хозяина я предупрежу…
Фарук закрыл глаза, чувствуя, как бежит тепло от чужих прикосновений. Расслабляя, унося прочь от тягот минувшего, и позволяя выстроить новую линию. И мужчина ещё раз чуть улыбнулся, облекая в слова свою новую мысль – Ты везуч, принц нищеброда. Нечеловечески. И я хочу, чтобы ты принёс удачу и мне… - он сделал небольшую паузу, убеждаясь, что Джамиль слушает его речь, и только потом продолжил – если случайно встретишь того, кто умеет обращаться с порошками – дай мне знать, и твоя жизнь станет сытее. А теперь… - Фарук чуть помедлил, но не раздумывая, а, скорее правильно подбирая слова – уложи меня спать. Сегодня я хочу просто подумать о грядущем, чувствуя тепло твоего тела.

***
- А ему всё равно, представляешь?! В-с-ё р-а-в-н-о! - Али хлопнул по столу пустой кружкой, и юноша, сидящий рядос с ним подскочил, как ужаленный, хватая дежурный кувшин с недорогим вином и наливая очередную порцию мутно-красного напитка. - И вот хоть бы раз он посмотрел в мою сторону... - рука воина на мгновение сжала запястье тали, невольно оставляя синяки. И юноша закусил губу, но промолчал, видя в остекленевших от хмеля глазах собственное отражение вместо остатков разума, и даже понимающе кивнул, позволяя воину продолжить монолог. В конце концов, золота воин уже отсыпал с лихвой за всю ночь, и вино. И поздно бы странно сейчас начинать возмущаться и возвращать плату.
- Ты вот думаешь так всегда было, да?... Что я вот здесь, а он весь такой из себя? - Али придвинул к себе кружку, слегка покачиваясь и подпирая щёку свободной рукой для надёжности. - Ан, нет, курье дерьмо! Вот раньше его волосы были как тьма без Фарри, и вот тогда он и дня без нас не проводил... И выпить вместе, и лейра отодрать за провинность... и вот у него был тааакой взгляд, что...
- Да. ещё, ну, кричи, падла! - довольный рык Джафара раздался совсем рядом, сопровождаемый очередным болезненным скрипом кровати, что Али невольно икнул от неожиданности, и обернулся. Нет. Стена. Плывущая теперь перед глазами, но совершенно целая и даже неровно покрашенная извёсткой. А, значит Джафар там, по другую сторону.
О чём он сейчас говорил? Мысли вдруг потекли совсем вяло и бессвязно, нарушаемые лишь икотой и скрипом кровати за стеной.
-Твою ж пееечень!- выругался Али, залпом выпивая очередной стакан.

Отредактировано Фарук Азиз (2013-01-16 20:55:47)

Фарук лёг на кровать, повинуясь руке Джамиля. И была мысль утянуть юношу за собой, властно обхватив рукой за талию… но это лишало возможности узнать, что у бродяжки означало его обещание «греть и навевать сладкие сны». А потому Фарук подложил руку под голову, а второй чуть поманил к себе Джамиля. С полуулыбкой скользя взглядом по его худому обнаженному телу, гибкому и ловкому. По золотым волосам, так странно контрастировавшим с обстановкой лачуги. По губам, чьи поцелуи он всё ещё помнил на своей коже… будет ли Зейдар когда-нибудь целовать его так же?
Зейдар. И снова мысль о лейре в алых одеждах тенью промелькнула в пепельно-сером взгляде Фарука, придавая окружающему пространству горечь болезненной не наполненности. И даже Джамиль, с его яркими хризолитовыми глазами, с его свободой и умением вдруг перестал иметь изначальную ценность.
Фарук с досадой потёр лоб, и тихо выругался:
- Саммах, почему всё так?
Потом поймал Джамиля за узкое запястье и притянул к себе, настойчиво предлагая лечь рядом, и обнял юношу за худые плечи. Хотелось почувствовать, наконец, его обещанное тепло, забыться в ощущении его юного тела рядом. Уснуть. Пожалуй, ему и вправду нужно было уснуть.
- Я очень люблю золото твоих волос, я говорил? – Фарук чуть улыбнулся, касаясь рукой длинных прядей, и стараясь думать только о юноше, что был сейчас перед ним. Не о Зейдаре, и не о смертях в Доме Дагмана.
Так, чтобы, закрыв глаза, видеть только его лицо.

Фарук не почувствовал, в какой момент уснул. Мысли о Джамиле плавно перетекли в воспоминание их первой встречи. Он снова вспомнил, как повели к помосту бродяжку, и как он сам, в ответ на предложение князя отдать ему пузырёк, с ужасом осознал, что потерял «духи». Точнее, что тот юноша, что бросился ему на шею час назад в темнице, моля о спасении, ловко почистил его карманы.
И как впервые в жизни просил за виновного.
Только почему-то вместо ожидаемого ответа, князь предложил спуститься вниз. Фарук подошёл к краю стены, и увидел, что за ней Бесконечное озеро, и, что на самом деле, это и не крепостная стена вовсе, а каменистый берег. Тот самый утёс, на котором договаривались о встрече с Зейдаром. Вот только не было красной ленты. И тёмным холодом дышали вода и суша.
Фарук оглянулся через плечо, но князь уже оседал на каменистую площадку, лицо его было перекошено, а изо рта шла пена. Да, точно. Как он мог забыть. Зейдар мёртв. И он высыпал много мешков порошка в воды Бесконечного Озера.
И там, в волнах белеют разбухшие трупы. И Тишина. Колющая, яркая, кинжально-острая.
Страшно не было. Только больно, словно тело пронзили острым мечом, разрубая на куски ткани и кости. И эту боль было уже не унять и не заглушить ни чем.
Фарук спустился к воде.
Было так удивительно перестать опасаться нейр. Зная, что сейчас их трупы мерно покачиваются на волнах и, возможно, к утру их прибьёт к берегу.
И так странно идти вдоль кромки воды, ища взглядом того единственного, ради кого нарушил Законы Сущих. Чтобы обнять его и остаться с ним в этом последнем из земных пристанищ. И заведомо зная, что этого не случится, ибо тело Зейдара пожрал жертвенный огонь.
У нас обоих не будет перерождения, Зейдар. Ни у кого больше не будет.
Фарук сел на песок, так что мёртвые отравленные волны медленно лизали кромки его сапог. И запрокинул голову, рассматривая небосвод. Тёмный, мёртвый, пропитанный порошком Дагмана, как и всё здесь. Чувствуя, как сердце бьётся всё тише, не от яда, по воле Сущих, тянущих жизнь с каждой новой волной.
- Прости меня. – тихо прошептал Фарук, закрывая глаза, и ложась спиной на песок. Погружаясь в ощущение бесконечной и медленной дремоты, которую даёт только смерть.
И вдруг услышал шаги. Мертвец. Он шёл по берегу, неестественно наклонив голову вбок и вытянув вперёд руку.
Фарук вскочил на ноги, вытаскивая клинок, и тут же понимая глупую тщетность своего жеста. Но Мертвец  на мгновение остановился, тряся головой, словно слишком тяжёлой для его тоненькой длинной шеи, и вдруг посмотрел на Фарука.
Одна из глазниц была пуста, а вторая затянута какой-то слизью. Но сейчас Вальбон почувствовал, что мертвец его видит, нет, хуже, что он… улыбается ему. И как его собственный крик застревает в горле.

Клинок Фарука вошёл легко, словно не мясо и кости были перед ним, а что-то податливое и мягкое. Нос резанул запах гнили и смрада. Удушающее резкий и омерзительный, от которого желудок дёрнуло неприятной волной тошноты.
Как же тебя, успокоить, Тварь? – страх постепенно переходил в злость, оставляя лишь желание разрезать стоящее перед ним тело на сотню кусков, чтобы перестали они идти за ним по всему берегу.
- Мёртвые должны быть мертвы.
Вальбон хотел было выдернуть меч, но мертвец шагнул следом, насаживаясь глубже по самую рукоять, и протягивая ладонь вперёд к лицу воина. Шепча что-то бледными, распухшими от воды, изъеденными рачками губами.
- Просыпайся мой воин, давай же. – Фарук открыл глаза, медленно возвращаясь в реальность. Без резкого перехода, как это бывает с кошмарах. Без вскрика. Разве что тихий стон на мгновение коснулся его губ, словно тело до сих пор ныло от яда и  от проклятия Сущих. И так же медленно осознал, что находится в подвальчике Джамиля, что это его тёплые руки обнимают сейчас его тело.
- Как убить того, кто уже мёртв? – задумчиво спросил Фарук, слушая, как шумит вверху вентиляция. Странно, раньше его раздражал это звук, а теперь он был ему рад. Как был бы рад любому человеческому голосу, даже брани. Лишь бы не эта жуткая Тишина. Но рядом с ним был Джамиль. И его тёплые нежные руки согревали его от тёмной испарины сна.
И Фарук лёг на спину, обнимая бродяжку, и прижимая его ближе к себе. Скользя пальцами по его золотым волосам со странной радостной нежностью.
- Дьявол, ведь я его сын… Джамиль, я законный наследник Дагмана, и пусть все сдохнут, кто считает иначе… - Вальбон чуть усмехнулся уголком губ – Раньше мертвецы снились халифу.
Фарук чуть наклонил голову, ловя яркий хризолитовый взгляд Джамиля, такой живой и непохожий на ту страшную Тишину. Если бы он ещё лечил и от этого странного чувства, что осело в груди после ухода Зейдара. От этой горечи, что заставила во сне подсыпать яд в воды Бесконечного Озера. Фарук закусил губу, потом тихо спросил у бродяжки.
- Здесь есть Священное Место, чтобы можно было принести жертву Саммаху? Мне нужно.
И, дождавшись ответа, приложил палец к губам Джамиля, пресекая дальнейшие вопросы. Возможно, бродяжка и не задал бы их вовсе, но рисковать не хотелось. Не потому, что Фарук не доверял золотоволосому принцу Джахаврских нищих, просто не хотел вспоминать сейчас ни о сне, ни о тех событиях, что послужили ему причиной. Портить утро пророчествами того, что никогда не должно будет случиться.
- Спасибо. – воин переместил руку, аккуратно обхватывая подбродок юноши, и медленно притянул его к себе. Касаясь губами губ Джамиля, как будто окончательно убеждаясь в том, что они оба живы, и кровь в их жилах горяча. Сейчас, после тёмной пелены сна, наполненного тишиной и холодом, дыханием Смерти, это приобрело особую невиданную раньше ценность. Ценность, которую не понял бы ни один гайр, исключая, пожалуй Дагмана. Возможно, когда-нибудь Фарук расскажет о ней Зейдару. Или не расскажет.
- До утра ведь ещё есть время? – он чуть улыбнулся, и погладил Джамиля по щеке тыльной стороной ладони – тогда поласкай меня.

****

- Говори! Говори, паскуда, ты не можешь не знать, где он? – он снова прислонил бродягу затылком к стене, проигнорировав все вялые попытки к сопротивлению, аргументируя каждое своё слово новым ударом - Где он? Где он? Где прячется эта золотоволосая тварь?!
Бродяга молчал, и его выпученные непонятного оттенка зрачки раздражали невероятно. Ведь он знал, разумеется, знал. Не мог не знать. Но молчал, испытывая терпение его и его спутников, и от этого кровь закипала в жилах. Хотелось выдрать из его тощих старческих рук жилы и тащить, слушая его вой и его признания. – Ну, говори! Говори! Говори!!!
Кто-то положил руку ему на плечо, заставляя обернуться. И он обернулся резко, со звериным оскалом вместо улыбки. Но это был свой. Командир. Он что-то говорил. Несколько секунд воин концентрировался на том, что произносят эти тонкие, углами вниз губы, прежде чем понял, что речь идёт о старике, и о том, что тот уже мёртв.
Воин тяжело перевёл взгляд обратно к нищему. Да. Осталась только лицевая пластина. Затылок был разбит об стену, и на серых камнях тянулся алый след.
- Дерьмо. – ругнулся воин и, бросив труп, развернулся к спутнику старика. Тот тоненько и пронзительно взвыл в руках держащих его стражей, предвкушая собственную смерть. Но на этот раз командир преградил ему дорогу, видимо решив, что сможет сам быстрее, поджигая факел, и поднося его ближе к обшарпанным одеждам бродяги.
- Нам нужен беловолосый воин. Мы знаем, что он у вашего любимчика. Расскажи всё, и останешься жив…

Отредактировано Фарук Азиз (2013-01-25 13:53:52)

****

Саиб взглянул на высокое окно с узорчатой решёткой. Ночь. Ночь всё ещё покрывала Джахавру своими крыльями. Но времени до рассвета оставалось всё меньше, а, значит, всё меньше шансов окончить дело тихо и без последствий.
- Чтоб тебя разодрали кури, беловолосый слуга Дагмана!
Саиб с удовольствием бы сплюнул прямо на дорогущий алый ковёр. Но красноречивый взгляд Аийлена, его ненаглядного тали, сидевшего в кресле напротив, вернул в ту реальность, где за подобное действо головомойка ждёт похуже всех стражей Совета и непоставок Дагмана – вместе взятых. И Саиб покорно сглотнул слюну, опустился в кресло и положил руки на подлокотник, сделанный в виде голов нейр. И одна рука обхватила его плотно, а пальчики второй едва доставали до середины головы чудовища, и это снова вызвало поток раздражения, заставивший Саиба снова вскочить на ноги, и наматывать круги по зале.
- Нет, ну каков красавец! – Аийлен очевидно не слушал, лениво наматывая на палец длинный иссиня-чёрный локон, но князь всё равно продолжил свою тираду – Я же отдал ему деньги! Так и свалил бы вместе со своей сворой! Так ведь нет! Нет! А ещё Вальбооон! – голос князя стал плаксивым, как будто последнее несоответствие обидело его лично – А какой он после этого к Дьяволам Вальбон? Кури он последний! Думает, что приедет стража, так он меня и сдаст! Скажет, вот де нарушитель общественного порядка! Порошок имеет! А мне что делать? Если у меня этот порошок только через три дня купят?! Мне его, что в задницу теперь засунуть?
Аийлен чуть поморщил нос, как будто его в принципе проблемы князя не волновали, но антиэстетика высказываний коробила и даже очень. И Саиб обиженно отвернулся. Что толку говорить с этими лейрами? Если даже будучи проданными очередному хозяину в 40 лет, они умудряются заполнить всё мыслимое пространство своим пафосом и гонором.
- Да, чтоб тебя!
Саиб резко развернулся на каблуках, специально взметнув вверх свои дорогие одежды, дабы произвести впечатление. Безуспешно.
Князь снова ругнулся, и вышел из комнаты, с шумом захлопнув дверь.
При виде рассерженного Господина, охранник на входе подтянулся, и пролепетал что-то вроде «ребята ещё не возвращались».
Как будто Саиба хоть раз в жизни интересовала новость про отсутствие новостей! Вот, если бы охранник доложил, что дело сделано, и Вальбон под белы рученьки из города повыпровожден – тогда иной разговор.
Или что его беловолосую башку кто-то случайно срубил – с тоской подумал Саиб, вспоминая, как упустил свой шанс много лун тому назад, когда должным образом не проследил за убийством. И горестно сложил на животе руки. Здоровые пальцы снова наткнулись на неотросшие, вызвав очередной приступ ярости. И Саиб снова помолился Сущим, чтобы те, наконец, вытащили кишки из брюха Фарука Азиза, и развесили их на пальме. Впрочем, молитвами всё и закончилось. Ибо приказ об убийстве Саиб отдавать не собирался.
Ненависть – ненавистью, а кошелёк – кошельком. Если Дагман действительно умер, а, вряд ли информаторы могли обмануться в столь простой вещи, то сын Азиза был единственным, кто знает прямую дорожку от залежей порошка до дома Саиба. И было бы глупо обрывать раньше времени эту золотоносную  жилку. Да, оставался шанс, что никаких складов и залежей нет… но…
- Тогда я отрежу твоему золотоволосому бродяжке нос и  уши, и пришлю их тебе в подарок, Фарук Азиз.